Форум

Александр ЛАРИЧЕВ

Ларичев Александр Николаевич, родился в Омске 11 января 1973 г. в семье рабочих. Окончил Омский техникум железнодорожного транспорта, по распределению работал на Вагоноремонтном заводе г. Красноярска, в 1994 г. вернулся в Омск. Работал на заводе транспортного машиностроения и других предприятиях города. В 2002 г. пришел в литобъединение при СП РФ. Стихи печатались в газетах «Четверг», «Омское время», «Литературная газета», в журнале «Москва», коллективных сборниках «Весна – это всех касается», «Иду на честный разговор».
Умер 21 января 2008 г.

Иду на честный разговор

* * *
Иду на честный разговор,
Как будто на укус собачий,
Как на наган, как на топор,
Иду, разбуженный от спячки.

Как неудобно, тяжело
Повисло в клетке ребер сердце…
Как руки и язык свело…
Как страшно… И не отпереться!

Как много любопытных глаз
И ртов, готовых к пересудам…
Мне в этот ошибиться раз
Нельзя никак! Мне жить отсюда!

Вот взгляд, направленный в упор,
Мои оценивает силы…
Иду на честный разговор –
Неловко, шатко… И красиво!

* * *
Проспект, проулок, переход;
Оков Оми, пустая пристань…
Шагаю через город вброд,
То с остановками, то быстро.

Навстречу мне и вслед за мной
Разрозненно шагают люди –
Старатели судьбы одной,
Расколотой на мини-судьбы.

В октябре

Блок сигарет и хлеба булка,
И мысль в башке – вот все, что есть.
Иду сквозь парк, вживаясь слухом
В озер стихающую песнь.

Скамьи безлюдные остыли,
Покрыты каплями дождя…
Мне и охота, и по силе
Быть гостем в дебрях октября.

…Октябрь… Падение с деревьев
Почти закончилось. Дышу
Последней сыростью растений,
На небо мутное гляжу.

Тропа ведет меня, не зная,
Куда ведет, и я по ней
Иду, здороваясь глазами
С незащищенностью ветвей.

Устану я и, как охотник,
На пень усядусь, срезав ход…
А на меня природа смотрит
И за кого-то признает.

* * *
А в Отчизне сегодня голодно –
Что-то мелкое ел на завтрак.
Очень скоро уйдет молодость,
А точнее сказать – завтра.

И обидно, что в день прощания
Нет ни торта, ни даже пирожного…
Даже глупое ожидание
Непонятно чего – ложное.

Мне теперь остается малость –
Полюбить жизнь за дни, ночи…
Но не ту, что уже состоялась,
А которой желал очень.

* * *
Обретаются глупые, малопригодные вещи,
Обретается постный, неброский набор перспектив;
И щетина растет, и шатаются зубы зловеще,
И толстеет судьба – мои мыканья в жизнь прекратив.

Не замечено мной, что осел я и прочно и точно,
Не замечено мной, как на мягкое падок стал зад;
Телевизор, диван по инерции взяты в рассрочку…
Драгоценно одно – эта мысль, что я сам виноват.

И не внемля словам, что не знают ни пауз, ни точек,
На жиреющий мир свою душу и ум обозлив,
Я наметил маршрут, где не людно, где путь заболочен,
Где спускается высь на живую платформу Земли.

Токарь
Порой копаться в собственной душе
Мы забываем, роясь в антраците...
В. Высоцкий «Гимн шахтеров»

Я вышел в жизнь, я взял кусок металла,
Я на станок приладил этот сплав;
И мой резец, заточенный как жало,
Прошёл, миллиметровый слой содрав.

Вращение, и стружечная лента,
Размеренно сползающая вниз,
Приковывает взгляд мой незаметно,
Внушает мне холодный металлизм.

В теченье смены, месяца, сезона,
Снимая стружку до известных норм,
Я мир «десяток», «соток» и микронов
Постиг натренированным зрачком.

Люблю металл, готовый для работы,
Люблю станок – мое второе «я»…
Мой долгий стаж на шпинделе намотан,
Как на оси земного бытия…

Горный путь

Продвижение. Отзвуки реплик;
Конский топот, простор панорам...
К колее каменистой прилеплен,
Поднимается вверх караван.

Угрожает тропа... Разномастна
Хаотичность подножных камней;
Путь намечен зигзагообразно,
По горам не взобраться прямей.

Предыдущий в трех метрах всего лишь,
Предыдущий упрям, но тяжёл;
Как о шутке, мечтаю о боли
При паденье на каменный дол.

Путь и небо не будут чужими,
Если правильно их воспринять;
Если взять и забыть своё имя –
Словно лишнюю выкинуть кладь...

Надо мною распахнуты тучи,
Подо мной амплитуда коня;
Мы взбираемся медленной кручей
На вершину огромного дня...

Полёт

Я взлетаю с Алтайской вершины
Вместе с ветром!
Я не мерю грядущее лживым
Километром...
Я на Землю смотрю, как на что-то
Мне чужое;
Удивляюсь пространству полёта
И покою.
Это небо совсем не такое,
Как снизу...
Понимаю, я с прежним собою –
Не близок.
И земля с высоты не такая,
Как раньше.
Прежний образ ее забываю –
Реванш мой!
Призывает Земля, как когда-то
Высоты...
Словно хочет вернуть то, что взято
Полётом.

Новый диалог

С тобою рассуждали мы
О жизни, о бескрайних далях,
О дефиците тишины…
И очень, кажется, устали.
Язык не жив наш и не нов;
От фраз то скука, то изжога...
Давай откажемся от слов,
Не обрывая диалога?

Гонка за лидером

Ну вот, с тобой я снова не знаком,
И образ твой в сознании раздвоен;
Ты снова в измерении другом,
Ты снова недоступное другое.

Стремлюсь вслед за тобой, топчу твой след,
Намеченный насмешливым пунктиром…
А для тебя – меня, конечно, нет!
И прочих, о которых ты забыла.

Погони смысл утерян по пути,
Азарт ушел в минусовые числа…
Но все зовут пунктиры впереди,
И прежний заменяют новым смыслом.

Твои следы пересекают снег,
Ведут по скалам, увлекают к звездам…
Быть может, ты не просто человек,
Но и тебе, наверное, непросто.

Цех

Реклама повсюду гремит в колокол,
Снимает плавки, моет головы…
А я по железке луплю молотом,
А я мечтаю добыть новое!
Виден мне мир – сквозь стекла цеха.
Слышен мне мир – сквозь гул крана;
И мысль о том, важном успехе,
Какого жду, пришла рано.
Холод?.. – Конечно! Голод?.. – Знаем!
Терпим и греемся в раздевалке...
Жизнь большинства давно такая;
Тех, кто не я – больше жалко.
А им, неимущим и план дающим,
Клеймящим жизнь, ставшую грязной,
Кажется: парень, что клин плющит –
Самый худой, самый несчастный...

Анкета

О себе отчитавшись в подробной анкете,
Где вопросы проставлены злобою дня,
Я в ответах своих, прочитав их, заметил,
Как бездарно эпоха рисует меня.

Мною прожита жизнь не большая, но все же
Не хочу примерять равнодушный шаблон
На себя; я уверен, что качествам сложным
Невозможно найти подходящих имен.

И, пытаясь уныло не тыкаться носом
В эту общую схему оценки людей,
Задаю себе множество новых вопросов,
Чтоб на главный ответить как можно верней.

* * *
С весенней грустью на лице,
С весенней радостью на сердце –
В каком ты города конце,
В какой решила цвет одеться?

Я измеряю тротуар
Неторопливыми шагами…
Я знаю, не допустит март
Зимы холодной между нами.

Не разбежаться по весне,
Не пропустить названий улиц…
И в целом мире места нет,
Где б мы с тобою разминулись.

* * *
Ну вот, души исписана страница,
И записи не те, каких хотел…
Всего одна, с тетрадью не сравнится.
На следующей – смерть, себе предел.

И пишется поверх – в который раз уж…
Наложен слой на слой и миг на миг.
В слиянии и лет, и действий разных –
Неясный, беспокойный смысл возник.

О чем там речь – никак не разберу я.
Из букв знакомых дикое письмо
Мою и не мою судьбу рисует –
Не то, что вверил, мне возвращено.

Как в темноте, как зрения лишенный –
Пишу, что выйдет, как тому и быть…
Душе, когда-то чистой, непритворной,
Под черным слоем все труднее жить.

Полет

В небе густо-синем, высоко –
Самолета силуэт игрушечный
Тишину смущает облаков,
Темную смущает душу мне.

Солнечный отбрасывая луч,
Постигая высшее пространство,
Рвется вверх – и легок, и могуч,
И свободен, и желает мчаться!

Видно мне, как непоколебим
Замысел и в крыльях, и в моторе;
С горестным желанием моим
Притяженье неотступно спорит.

Ну а тот, забывший чертежи
И науки, из которых вышел –
Убегает в радостный режим…
Выше… Выше…

* * *
Что с тобой после глупой драмы,
Мной разыгранной впопыхах?
Ты теперь не в моих планах –
Так велик за тебя страх…

Раззнакомиться невозможно,
Разлучиться не по деньгам…
Будь счастливой и осторожной –
Моих мыслей и чувств храм!

Сколько стало вокруг голодных
До улыбки, до слов твоих…
Умоляю же, будь свободной,
Как стремительный твой стих!

Необыденный твой гений,
Устремляющий мысль ввысь –
Это лучшее из сомнений,
Продлевающих мне жизнь!

* * *
Подавленный чувством к тебе,
Дышу и живу – как попало…
Однажды ты дашь совет
С крутой высоты идеала.

Все вспыхнет последний раз,
Последний умрет уголь;
И помнить двоих нас
Я буду с иной мукой.

Совет хладнокровный твой,
Выстроенный и точный,
Я принесу домой
Черной осенней ночью,

Бухну на свой стол –
Вздрогнет сосед снизу,
И отлетит ком
Каменного карниза.

Рабочий
По-простецки да по-рабочему
Улыбнуться в твое лицо
И сказать, что люблю очень
Лишь тебя – груб и весом…

Ну а ты наряжайся в фразы,
Маскируйся – на то и ум…
Чтобы после открыть сразу
Всю бесхитростность чувств, дум…

Мне язык твой совсем странен…
Только, эту признав вину,
Я в потоке твоих знаний
Не завязну, не утону.

Да, на ум не ищу нагрузок…
Да, великого не постиг…
Но читал «Робинзона Крузо»…
И немало других книг…

* * *
Не сказать тебе слов изученных,
И неведомых не сказать –
Все мое для тебя озвучено,
Вновь не хочется повторять.

Потому лишь молчу не гордо я,
Не пускаясь в расход, в речь,
Что, своей дорожа свободою,
Этим можешь ты пренебречь.

Мне молчанье твое тягостно,
Тяжелее любых нош…
Ты делилась со мной радостью…
И тревогою отревожь…

* * *
Просить прощенья, признаваться в слабости
Недужной и корыстной –
Конечно, проще, чем от страсти – к радости,
К любви высокой, чистой.

Просить как унижаться… Но желание
Путь ищет легкий…
Быть может, много проще по окраинам –
Да все далёко…

Кого предупреждать такою истиной,
Равнять какие ямы?
Никто не глуп, чтоб доверяться искренне –
Я глупый самый!

Не сбыться предсказаниям, обещанным
Доходным словом…
А с неба каждый вечер что-то вещее
Сияет снова…

* * *
В подъезде голоса… сыры и гулки…
Сквозь дверь они доносятся мою –
До самых задушевных закоулков
До боли, до значения «убью»…

Мне ненавистна бодрость этих звуков
И смутное значенье чьих-то слов…
Как объяснить, которою наукой
Чувствительность в эпоху холодов?

А я их знаю, этих говорящих,
Я с ними в мире, сто рублей займу…
Квартиры запирающийся ящик
Препятствует значению «пойму»…

* * *
Молчанье, в тишину смотрящее,
Немой ведущее рассказ,
Наверно, что-то настоящее,
Незаменимое сейчас.

Мотивы канули последние
И вопрошать, и говорить…
И, значит, логику мышления
Речей не спутывает нить.

А было так: мы долго-долго
Переводили на слова
И чувств растущую тревогу,
И мысль, возникшую едва…

Но вот мы твердо замолчали,
Ненужною признали речь…
Как будто искренней печалью
Не в силах были пренебречь…

* * *
Почему же так грустно? До тихого ужаса
Дохожу, и в ужасном я чем-то клянусь…
Все надежды на то, что я надобен, рушатся…
И на радиус взрыва расходится грусть.

Мне бы выпить вина… Но не пью, не желаю…
Мне бы броситься в речку… Но что-то боюсь…
И с бродяжьей тоской обхожу берега я,
Находя и в волне набегающей грусть.

Все несложно понять… Но пытаюсь запутать,
Усложнить до запрета обыденность чувств.
И расходится жизнь с пережитой минутой,
Словно выбросив под облетающий куст…

* * *
Так не грусти… Что впереди – то будет…
Коснется, обожжет, повергнет нас…
Из миллионов человечьих судеб
Твою беру, послушай мой рассказ.

Я не по картам и кофейной гуще
Открою тайну о твоей судьбе…
Я по глазам – они пророчат лучше –
Прочту черед удач твоих и бед.

Будь рада этой тайне нареченной,
Не пророни ни слова из нее –
Хоть белой будет, хоть безбожно черной –
Возникнет, ощетинится, найдет…

Но, может, открывать совсем не нужно
Того, что неизбежно? Страшно ведь,
Назначенное вывернув наружу,
Его обезнесчастить не суметь…

* * *
Поздневечерние стихи
Читаются легко и ясно…
Ныряя в радугу строки,
Не видишь времени и часа.

Как будто сбрасываешь прочь
Домашние трико и тапки,
Чтобы одеть в чужую ночь
Своих поступков неполадки.

Погасла вечная свеча,
И, как приговоренность штампа,
Горит, слепа и горяча,
Над головой электролампа.

Век нынешний и век иной,
Придя откуда-то из улиц,
Чудя новьём и стариной,
На кухне запертой сомкнулись.

* * *
Тишина… Тишина по квартире.
Звуки спрятались в ящик ночной;
Мелкий быт до Вселенной расширен
Непрерывной, чужой тишиной.

За окном, на кленовой аллее,
Ни движенья, ни слова, ни грёз
Не возникнет… Чернеют, чернеют
Все материи, скопом и врозь.

Я не смею вдохнуть – надышаться…
Я не смею рукой шевельнуть…
То, что выразить можно и вкратце,
Онемело, беспульсьем кольнув.

Нет ни чуши, ни мертвенных логик,
Ни наук, ни невежества нет…
Всё, чем жили мы, стало убогим
В этой стиснувшей жизнь тишине.

Состояние комы бездонной
Топит время, минут острова…
Словно взрыв, в немоте заоконной
Прозвучала по слуху листва.

* * *
Лошадиный храп утонул в веках,
«Шашки наголо!» - отзвучало…
Но остался Он, неумерший страх,
Будто заново взял начало.

Не изжитый в нас, Он живёт сейчас,
Он в глазах и движении каждом.
Словно в первый раз грудь волнует сказ
О другом – а не мне – отважном.

Эта зависть – грех!.. Смелость есть у всех,
И забудь, что она смертельна!
Нам достанет дел, нам достанет вех,
Чтобы выстоять на расстреле!

Вот скрещенье шпаг между «встань» и «ляг»,
Между волей и блудным страхом…
Вновь дурной судьбой белый день запах –
Предначертан и предоплакан.

* * *
Знать не знаю я, ведать не ведаю,
Что там прячется за горизонт
И какими огромными бедами
Будет ветхий мой быт занесен.

Но предчувствую бурю ужасную
И предслышу я вопли земли,
Уходящей безвольною массою
Под волны многотонный залив.

Этот день на меня, на отдельного,
Упадет, как на ветку скала…
Так задумано, чувствую, велено…
Но предчувствия сила мала.

Не уйти мне, не спрятаться в заросли,
В безопасности не переждать…
Будет смерч острозубый, безжалостный,
Многоверная будет вражда.

Будет! Будет!.. – кричу я неистово…
И вещаю… И вижу во сне…
И живу, проявления выстрадав
Неживые и чуждые мне…

* * *
Вот такой я! И что тут сделать?
И куда от себя деваться?
Слово лишнее наболело,
Хочет в ком-нибудь отозваться…

От себя не уйти дальше
Пары искренних извинений…
Только то, что сказал раньше
Будет шастать за мной тенью.

Не уйти от себя вовсе!
Хоть какой получив статус,
Вас, обиженных мной, бросив,
При себе навсегда останусь!

* * *
Ассоциируйте со мной
Все, что пишу – не быть вранью!
Бумага – тот зеркальный слой,
В который душу говорю.

Перекореженное «Я»
И восстановленное «Он» –
Мои попытки бытия,
Мои! Никто не вовлечен!

Густые ритмы тишины,
И плач, и истеричный смех –
Мои, и если вам слышны –
Вам слышен я, без прочих всех.

Когда же звуки замолчат,
Предстанет писчий лист пустым –
Молчанье мертвого ручья
Ассоциируйте с моим.